Северо-Казахстанская областная универсальная научная библиотека им. Сабита Муканова
80 лет исполняется в середине июня Вениамину Петровичу Агафонову.
Вся жизнь этого удивительного человека была посвящена кинематографу, хотя не был он ни артистом, ни режиссером. С его творчеством были знакомы все жители и гости Петропавловска в ту пору, когда желающие попасть в зал кинотеатра нередко спрашивали «лишний билетик». Кино было и без того популярно, а еще больший интерес к фильму придавала реклама. Вот эти незабываемые, яркие, привлекательные афиши и создавал художник Вениамин Агафонов.
Можно сказать, путевку в творческую жизнь будущему художнику дал сам Сергей Герасимов, известный кинорежиссер. Заметив способности, увлеченность петропавловского подростка рекламой в кинематографе, он посоветовал ему после окончания войны посгупить в Московский университет киноискусства. И Вениамин в 1948 году успешно сдал туда вступительные экзамены — на заочное отделение. Работал, учился, а став профессионалом, рисовал такую образную рекламу, что невольно хотелось встать в длинню-щую очередь к кассе «Ударника».
В годы освоения целины Вениамин Петрович помогал в оформлении новых сельских клубов и кинотеатров.
Увлекался В. Агафонов и литературным творчеством, писал в областную газету отзывы о фильмах. Сегодня мы публикуем на стр. 6 его рассказ «Сенькино счастье». А его счастье составили любимая жена Ольга Владимировна, с которой вместе работал, и дочка. Ну и, конечно, любимая профессия.
Они возвращались из кино — смотрели «Планету бурь». Ходили на последний сеанс, и теперь город был погружен и ночь. Бушевал сердитый ветер, бросался в лицо, неистово раскачивая фонари, гудел и свистел где-то в кромошной высоте. Порывы его крепчали.
Галочка шла впереди, не замечая, как ветер трепал ее легкое платье. Сенька знал — в своих буйных мечтах довушка давно облетела добрую половину Вселенной, и мог себе продставить, в какую далекую галактику занесло ее сейчас, под впечатлением кинофильма! Поэтому Сенька молча шагал за ней, стараясь не мешать очередной космической экспедиции.
- Почему люди не летают? — вдруг спросила Галочка.
- Не правда, они летают. На самолетах, вертолетах, ракетах.
- Я не о том. Просто захотелось взлететь человеку — и взлетел бы! Безо всяких самолетов — как птица…
Сенька улыбнулся:
-Научатся.
Ему было немного удивительно слышать это от любимой. Ведь летать, как птица, мечтают, обычно, влюбленные. Например, сам Сенька. Но Галочка никого не любила — он был уверен. Почему же ее даже космические корабли неустраивают?
Галочку называли странной. Но Сенька знал — она очень умная, необыкновенная, особонная — второй такой в мире нет. И если она больше любит не тихие, а полные отчаянного ветра, грозы или крутой пурги вечера — что ж в эюм странного? Они и ему гюмогали думать о гом, что будег вжизни, доверять ветру самые ласковые слова, которые так трудно сказать Галочке в первый раз…
Молодые клены, которые прошлой осеныо посадил здесь Сенька со своей бритдой, сильио шумели, жалуясь на погоду. А он все шел следом за Галочкой и думал о своей неразделенной любви…
Плохо, когда любовь безответная. Даже очонь плохо. В этом Сенька убедился. Уж два месяца прошло, как он написал Галочке письмо. Сам он ей никак ие решался сказать, что любит ее. Тогда он стоял перед Галочкой с письмом в руке, волновался и молчал. Она заметила сложенный вчетверо листоквегопальцах:
-Что это у тебя?
— Это?.. В общем, я тут написал… — пробормотал Сенька и вдруг отчеканил: — Прочитай, и всё!
Галочка развернула листок, ее тонкие брови сначала сошлись к переносице, а потом удивленно взлетели вверх, спрятались под русыми прядка-ми на лбу и долго не показывались оттуда.
-Какая-то политическая речь, что ли? «Я должен с твордой уверенностью сказать, что нету в мире таких сил, которые могли бы остановить… или погасигь мою большую… любовь к тебе…». Ой, Сенька!.. — опа «отгородилась» письмом, приблизив листок к лицу, и стала читать про себя.
Сенька кашлянул, посмотрел, зачем-то, на светофор, когорый вспыхнул красным светом, и тоже покраснел.
— А эго на некролог походиг, — фыркпула Галочка. «Если отвергнешь… твой образ навсегда сохранится в моем сердце». Зачем так?..
— Я… от большой любви… — глухо сказал Сенька и покраснел бы еще сильнее, но сильнее было некуда.
Галочка долго молчала.
— Сеня, — спросила она, — а это правда?
— Неужели я буду обманывать! Конечно, правда! — горячо заговорил Сенька. — Каждое слово — правда! И разве я виноват, что мне всё не те слова приходят. Всё равно так люблю, что словами не высказать! — он прижал свою левую руку к сердцу, а правой безнадежно махнул.
Следующую минуту, когда Галочка, застигнутая врасплох таким событием, дважды обошла вокруг стоявшего навытяжку Сеньки, он взволнованно ждал. Вот сейчас она что-нибудь скажет в ответ. Что она скажег, самая родная?..
Но она медлит, и вдруг… сама берет за руку, тёплые пальцы чуть слышно скользят по его ладони. Никогда не думал Сенька, что может быть таким робким, неуклюжим. С большим трудом он заставил себя посмотреть в задумчивые глаза Галочки. Они были почти такими, как всегда. Но заметил Сенька, что внезапно вспыхнули в них веселые и немного озорные огоньки.
— Можно,я сосчитаю твои веснушки? — звонко и быстро сказала она, приблизила Сенькину голову и поднялась на носочки. — Две, пять, восемь… двенадцать…
Сердце у Сеньки опять застучало сильно и часто, как барабанщик из самодеятельного джаза, только бы она не услышала…
— Вот и сбилась… — сказала Галочка. Постояла, опустив руки. Посмотрела туда, где исчезала последняя малиновая полоска заката. И очень тихо пошла домой.
— Галочка…
— Я скажу тебе завтра.
У Сеньки жарко горели щеки, он приложил к ним ладони. Перед глазами, слегка покачиваясь, кружился в вальсе новый проспект, сияли какие-то непростые огни в уличных плафонах и окнах. Счастливые влюбленные видят мир не как нормальные люди, а Сенька смотрел вокруг глазами влюбленного.
— Прячьте спички от детей! — прочитал он ослепительно неоновые буквы так громко, что вдали залаяли собаки. — Гастроном!
Крепчавший запах Сенькиных кленов нахально лез в лёгкие.Он вдохнул весенний воздух полной грудью.
Это был самый счастливый вечер в Сенькиной жизни. А на завтра Галочка сказала, что ей ещё рано любить. И что в будущем она, возможно, полюбит космонавта…
Сенька вздохнул: конечно, семнадцать лет — ума ещё нет. Вот ему уже девятнадцать — это совсем другое дело. Он в жизни кое-что понимает,
Уже скоро Галочкин дом. Она идет и думает о чем-то своем. Нет, она хорошая. Милая. Красивая. И действительно, почему люди не умеют летать? Вот бы обрадовалась Галочка, если б увидсла, как высоко в небе, расправив руки, словно крылья, летит человек и смотрит сверху на город, на новые дома, сады, леса, реки…
Сенька взбежал по лестнице на карниз недостроенного здания, чтобы посмотреть оттуда вниз. С пятиэтажной высоты, в свете уличных люстр Галочка казалась совсем маленькой. А какой мощный ветер! Сенька протянул вперед руку, параллельно потоку воздуха, как обычно он делал, пуская в полет свои авиамодели. Да, сейчас модель улетела бы далеко: хороший ветер, упругий, стремительный, плотный! Ложись на него и — полетишь!!!
Сенька опьянел от радостной мысли, что сейчас сбудется мечта любимой. Он расправил руки, положил их в могучий поток воздуха:
— Галочка-а!
И Сенька лёг на упругую волну ветра. Она подхватила его и понесла над проспектом.
Услышав сверху своё имя, увидев в небе белую Сенькину рубашку, Галочка не поверила глазам: над ней летел человек, как птица.
-Сеня!!!
Сердце Галочки замерло от восторга, но в следующую секунду наполнилось ужасом. О том, что произошло в этот короткий миг, не рассказать на многих страницах. Десятки тревожных мыслей, словно молнии, проносились в голове Галочки. А если он упадёт, если это не кончится благополучно? Ведь Сеньку надо спасать! Но как? Поздно! Ведь произойдёт несчастье… Если бы она могла, если бы только она могла удлинить этот миг, протянуть руки и бережно принять на них Сеньку, который ей так дорог. Но поздно! Зачем это случилось? Что ты делаешь, ветер?..
- Сеня, я люблю тебя…
Она видела, как белая рубашка метеором пронеслась высоко над ней. Сеньку ударило о противоположное здание, затем бросило на электрические провода. Один из них со звоном оборвался, и Сенька, осыпаемый искрами, упал на тротуар.
Галочка подбежала, торопливо взяла в руки его голову, откинула назад липкие от крови Сенькины волосы, заглянула в его счастливое лицо. Его глаза были неподвижны, в них застыло отражение уличных огней и клёнов, которые он посадил здесь осенью. Печально шумели клёны. Они жаловались на Галочку, которая не сберегла своего верного друга…
— Он не приходил в сознание,- сказала дежурная сестра, — к нему нельзя.
Когда «скорая» увозила Сеньку, Галочку увели домой, всю ночь она, словно окаменев, просидела у стола, уронив голову на руки, а утром не смогла пойти на занятия в техникум. Лишь к вечеру ей стало лучше, и она с трудом доехаладобольницы.
— Скажите, пожалуйста, как его состояние, прошу вас…
— Я уже сказала, он не приходил в сознание. У него сломаны ноги, рана у левого виска, сильный электрошок и ушибы. Главврач говорит, что переломы удачные, инвалидом не будет, если выживет. Но вряд ли выживет. Это все. Идитедомой.
— Пустите меня к нему!
— Нельзя! — дежурная загородила дорогу.
— Не пустите? Тогда я сама пройду!
Посторонитесь!
- Куда?!! Вернись сейчасже!
Резкий и быстрый стук Галочкиных каблучков рассыпался в плотной тишине больничного корпуса, открылась матово-белая дверь с номером «6», на миг показав часть палаты и бледное, безжизненное лицо Сеньки. Вдали — несколько суетящихся фигур в халатах. Представительная фигура главврача с нахмуренными седыми бровями преградила путь. Девушку охватило отчаяние. Тщетно пытаясь хотя бы на сантиметр сдвинуть новое препятствие или отцепить от двери твёрдую, как шлагбаум, руку главврача, она почти проскользнула под ней, но чувствуя, что поймана второй рукой за платье, крикнула в палату громко, что было сил, пронзительно и умоляюще:
— Сеня, не умирай, не надо!!! Не надо…
Крик оборвался на полуслове, потому что первая рука, захлопнув дверь, быстро и крепко зажала рот девушке.
— Не кричать, сумасшедшая! — седые брови придвинулись к Галочке вплотную. — Нельзя тяжелобольному напоминать о смерти! Преступница, а не родственница! Судить за это…
Вдруг он смолк. На него в упор, не мигая, смотрели широко открытые девичьи глаза, которые заставили его замолчать; старый, опытный, немало узнавший за свою долгую жизнь, он видел много неповторимо выразительных глаз, с которыми можно встретиться только в больнице, и научился читать в них тысячи человеческих чувств — страх и безразличие, боль и надежду, отчаяние и радость, благодарность и укор, грусть и усталость, страдание и любовь… В трудные, критические для человека минуты его глаза бывают красноречивее слов.
Сняв туфельки, Галочка тихо вошла в палату. Врачи, медсестры и санитары в белых халатах, с ампулами, стетоскопами, шприцами в руках удивлённо посмотрели на неё и расступились бесшумно и быстро, образовав прямой и широкий живой коридор. За окнами стих шелест листьев, и девушка ясно услышала, как у кого-то на руке тикают часы. Она сделала шаг вперёд, пошатнулась, и её бережно поддержали, хотели помочь дойти.
-Я сама, — сказала Галочка. Выше вскинула голову и пошла через всю просторную палату, по живому коридору, туда, навстречу распахнутым окнам, где под ними, окутанный белизной, лежал неподвижно самый родной для неё человек…
— Неужели есть такая любовь? — кто-то прошептал чуть слышно. На него зашикали, главврач нахмурился и жестом велел всем выйти. Затем быстро включил в палате какую-то аппаратуру, соединенную экранированным шнуром с койкой больного.
Галочка не заметила, как исчезли люди в халатах. Она вплотную подошла к одинокой Сенькиной койке, остановилась, боясь спугнуть робкую искорку его жизни, долго смотрела на плотно сжатые, бескровные губы, пристально вглядывалась в знакомое, но вдруг открытое заново Сенькино лицо, на котором лежали непривычные зловещие тени. Опустилась на колени и снова смотрела, смотрела. А тени сгущались.
Главврач напряженно следил у пульта за показаниями, поступающими с датчиков, установленных на больном.
— Сеня… — прошептала Галочка. — Ты меня слышишь?
Полная неподвижность была ей ответом.
— Сеня, я к тебе пришла…. Мне нужно сказать тебе так много, а ты послушай меня, ладно?..
Но не слышал Сенька свою любимую. Медленно, чуть заметно колебалась грудь, замерли спокойные черные брови над закрытыми глазами. Светлая, как росинка, слеза стекала по его щеке — слеза Галочки.
— Как же я без тебя буду, — заплакала Галочка. — Я люблю тебя, хороший мой, слышишь меня, самый лучший, самый родной…- Я люблю тебя, милый мой Сенечка, люблю больше жизни…
Тревожный сигнал прозвучал в палате. Кислородная маска скрыла почти всё лицо Сеньки. Зашипели шланги. Охватившая Сенькину грудь компрессионная шина стала размеренно двигаться, возобновляя искусственное дыхание. Все вокруг снова заполнили белые халаты. Галочка ничего не видела, она лишь немного отодвинулась от изголовья и положила голову на кромку кровати, перед ней стоял Сенька, смущенный и робкий, залитый озорным солнцем, и улыбался ласково.
— Ведь я шутила, что полюблю космонавта… Не смогла я сразу тебе сказать… А ты больше не спросил… Мы с тобой всегда будем вместе, потому что я знаю — ты всегда поедешь со мной, даже на край света, не испугаешься ничего. Ведь я убедилась — ты решительный и смелый… И я заслужу твою любовь… Ты скоро поправишься, Сенечка, обязательно поправишься, ведь правда? Ты знаешь, какая большая и прекрасная наша страна. Мы уедем туда, где ещё больше простора, где ещё шире раскинулось небо, где легче мечтать о звездах и легче долететь до них. Пусть это будут не настоящие звезды, которые светят нам ночью… Ведь и любимая работа может стать прекрасной звездой, и новый чудесный город, и наше счастье с тобой, и вся наша жизнь…
Галочка говорила совсем тихо, едва слышно, обращаясь к стоявшему перед ней образу Сеньки. Ведь сам он не слышал её — об этом знали все, но, стараясь не помешать, бережно обходили её.
— Родной мой, ты сам не заметил, как совершил для меня подвиг. Ты просто хотел сделать мне радость и даже не подумал, чем она может кончиться… Сенечка, это я виновата, что сказала о людях, не умеющих летать… Я не знала, милый, не знала, что ты готов выполнить каждое моё слово… Сласибо тебе, любимый, я тоже не пожалею своей жизни для тебя никогда. Обещаю. Только не умирай.
Последние слова Галочка, скорее, подумала, чем сказала. Тяжелое забытье охватило её. Две медсестры осторожно подняли девушку, увели в приемный покой, положили на кушетку.
Утренний ветерок пробрался в форточку и шевельнул Сенькины волосы. Летнее солнце просилось в палату, его лучи пытались прогнать зловещие тени с лица больного. Но тени не уходили. Дежурный врач чутко прислушивался к слабому дыханию Сеньки, следил запульсом.
Пришёл главирач, приблизил утомлённое лицо к Сенькиному, задал дежурному несколько вопросов, задумался.
— А что, можно попытать счастья, -сказал он самому себе.
Он поставил у Сенькиного изголовья динамик и включил аппаратуру, ту самую, которую включал во время прихода Галочки. Вздрогнули круглые диски, двинулась магнитная лента.
— Сеня, я к тебе пришла… Мне нужно сказать тебе так много, а ты послушай меня, ладно?.. — послышались взволнованные Галочкины слова из динамика, и снова стих ветерок за окнами. — Я люблю тебя, хороший мой, слышишь меня, самый лучший, самый родной, я люблю тебя, милый мой Сенечка, люблю больше жизни…
Как будто неподвижны были Сенькины веки, но главврач ясно увидел, как они дрогнули. Чуть заметный румянец покрыл впалые щеки, и тени, дрожа, стали неохотно отступать.
А Галочкин голос звучал и звучал в палате. Это любовь девушки вступила в непримиримую схватку со смертыо. И любовь побеждала!
— Га-лоч-ка… — угадал главврач по слабым движениям Сенькиных губ, бросился в приемный покой, где в тяжёлом сне забылась девушка, разбудил, умыл её потемневшее, осунувшееся лицо и потащил за руку в палату с номером «6».
Сенька искал глазами Галочку.
-… Ты не испугаешься ничего, ведь я убедилась — ты решительный и смелый… — говорил ему голос любимой.
Главврач выключил магнитофон. Галочка подошла и встала так, чтобы Сенька увидел её. Очень трудно было ему улыбнуться сквозь невыносимую боль. Чуть заметно приоткрылись губы, и словно послышался снова шелест листьев. Но листья за окнами молчали, а счастливая Галочка усгіы-шаласлова:
— Спасибо, любимая… Я с тобой… даже на край света… Я… буду жить…
— Не знаю, как вас благодарить, — сказала Галочка главврачу, когда вышла из палаты.
— А ты меня уже отблагодарила, — он приподнял рукав халата и показал запястье, на котором отпечатались две дуги Галочкиных зубов, — когда я вчера оказался на твоем пути в палату…
От влюбленных можно всего ожидать. Но чтобы кусали врачей — такого еще не было.
Вениамин АГАФОНОВ,
г. Петропавловск, 1967 г.
_______________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
/ Вениамин Агафонов. Сенькино счастье. Кино на всю жизнь. / В. Агафонов. // Проспект СК. – 17 июня. -№ 26(389). – 6 с. — 2011 г.